Союз еврейских полисменов - Страница 95

– Дом номер восемьсот двадцать два. – повторяет Ландсман. – Х-ха.

– Твой сосед? – Бина набирает номер.

– Через улицу, напротив, – отвечает Ландсман почти робко.

– Машину, – резолютно меняет намерение Бина, сбрасывает номер и набирает другой, короткий. – Гельбфиш.

Она приказывает блокировать входы отеля «Блэкпул» патрульными и сотрудниками в штатском, кладет трубку и смотрит на нее.

– О'кей, – говорит Ландсман. – Двинули.

Но Бина не двигается.

– Как приятно не иметь дела со всей твоей бредятиной. Я все же немного отошла от круглосуточной маниакальной Ландсмании.

– Завидую тебе.

– Герц, Берко, твоя мамаша, твой папаша… Вся ваша шайка. – И припечатывает по-американски: – Вонючий чокнутый пучок.

– Сочувствую.

– И луч света в вашем бедламе – Наоми. Единственный здравомыслящий человек был в семейке.

– Она так же отзывалась о тебе. Только Наоми говорила «единственный в мире».

Двойной неробкий удар в дверь. Ландсман встает, полагая, что Берко уже успел обернуться.

– Хелло! – В дверях американец. Привет американский: – Это еще кто? Вроде не имел удовольствия.

– Вы, собственно, к кому? – щурится Ландсман.

– Я есть ваше похоронное бюро, – сообщает американец на лоскутном, но энергическом идише.

– Мистер Спэйд назначен наблюдать за переходными процедурами, – поясняет Бина. – Полагаю, я о нем упоминала, детектив Ландсман.

– Полагаю, упоминали.

– Детектив Ландсман, – повторяет Спэйд-Большая-Лопата. ко всеобщему удовлетворению сползая в американский. – Небезызвестный.

К удивлению Ландсмана этот тип не шествует гордо за толстым гольф-клубным брюхом. Для брюха слишком соплив, широкоплечести и бочкогрудости еще не изжил. Фигуру обтягивает костюм гребенной шерсти по белой рубашке при монолитном лазоревом галстуке с зерненой поверхностью. Шея в бритвенных царапинах и шишках, между которыми торчат невыбритые островки. Выпирающий кадык намекает на безграничную серьезность и искренность. К лацкану прилипла стилизованная рыбка желтого металла.

– Если не возражаете, присядем здесь на минутку с вами и вашим начальником?

– О'кей. Но я бы лучше постоял.

– Как пожелаете. Может, все же впустите в помещение?

Ландсман отступает в сторону, пропускает гостя дорогого. Спэйд закрывает дверь.

– Детектив Ландсман, я имею основания полагать, что вы проводите несанкционированные расследования с превышением полномочий, к тому же будучи отстраненным…

– С сохранением содержания, – подсказывает Ландсман.

– Вы нарушаете все действующие правила. При содействии детектива Шемеца, тоже несанкционированном. Не удивлюсь, инспектор Гельбфиш, если окажется, что вы попустительствуете или даже содействуете им в этом волюнтаризме.

– О, нет-нет, – протестует Ландсман. – От нее помощи не дождешься. Палки в колеса, кнопки в задницу, никакой помощи.

– Я только что звонила в офис федерального прокурора.

– Неужели?

– Возможно, они сами займутся этим делом.

– Что вы говорите?

– Случай вне моей юрисдикции. Возможно, жители округа замышляют противозаконные действия за границами государства.

– Гм. За границами. Угроза! Вон из города!

Взгляд Бины охладевает, глаза заполняются не то свинцом, не то ледяной слякотью.

– Я хочу найти человека по имени Альтер Литвак, – как будто через силу произносит она. – Проверить, имеет ли он отношение к этим действиям. А также к убийству Менделя Шпильмана.

– Угу, – кивает Спэйд дружелюбно, несколько рассеянно, как будто пытаясь уделить частицу внимания несущественным моментам чужой жизни, увлеченно роясь в Интернете собственных мыслей. – Прелестно, мадам, но с моей позиции… Как это у вас называется: такой человек, который сидит с трупом, если труп еврей?

– Это называется шомер, – говорит Бина.

– Угу. С моей позиции местного шомера я обязан заявить: нет. Вам следует оставить в покое эту тему и мистера Литвака.

Бина отвечает не сразу. Усталость постепенно овладевает всем ее организмом, всем телом.

– Вы тоже в это замешаны, Спэйд?

– Я лично? Нет, мэм. Команда наблюдателей тоже нет. Комиссия по Реверсии – ни в коем случае. По правде говоря, я об этом не слишком много знаю. А о том, что знаю, обязан помалкивать. У, меня свой круг обязанностей, весьма ограниченный. И не выходя за рамки этого круга, могу сказать, при всем моем уважении, что вы растратили значительную часть своих ресурсов.

– Это мои ресурсы, мистер Спэйд. В течение двух месяцев я могу допрашивать тех свидетелей, которых сочту нужным допросить, имею право арестовать того, кого считаю нужным арестовать.

– Только в случае согласия прокуратуры. Звонок.

– А вот и прокуратура, – соображает Ландсман. Бина снимает трубку.

– Привет, Кэти. – Она молча слушает, покачивая головой. – Понимаю. – Голос ее ровен, без следов эмоций.

Трубка вернулась на аппарат. Бина сухо улыбается, склоняет голову, признавая полное поражение. Ландсман чувствует, что она старается на него не смотреть, ибо, если глаза их встретятся, она, чего доброго, разрыдается.

– А я так мило все устроила, – сокрушается Бина.

– И этот интерьер, надо признать, – льстит Ландсман. – Бездна вкуса! Здесь такой сарай был…

– Хотела передать все в полном порядке, – обращается Бина к Спэйду. – Без крошек и дохлых мух. Без развязанных шнурков.

Она старалась, вылизывала все задницы, которые положено лизать, расчищала завалы на дорогах, выгребала из конюшен навоз. Упаковала все в коробку и перевязала собою, изящным бантом.