– Ну, ладно, я не пацан, и никто мне тут ничего не бронировал, но у меня существенные проблемы со злоупотреблением.
– Мистер… – Твид спускается на ступеньку. Ландсман чует горькую вонь его трубочного перегара.
– Послушайте, – заклинает он. – Я много слышал о ваших добрых делах, так? Я чего только не перепробовал. Может, я перебрал, но мне некуда больше удрать, некуда податься.
Твидовый человек поворачивается в сторону высокого, оставшегося наверху. Кажется, они не имеют представления, кто такой Ландсман и что им с ним делать. Программа развлечений последних дней, не в последнюю очередь пытка полетом, похоже, стерла с Ландсмана все признаки копа. Он надеется и опасается, что выглядит забулдыгой-неудачником, у которого за душой ничего, кроме его потертой сумки.
– Помогите мне, – молит Ландсман и с удивлением чувствует слезы в глазах. – Мне… хуже некуда. – Голос его дрогнул. – Я на все готов.
– Как вас зовут? – спрашивает высокий. В глазах его нет враждебности. Они жалеют это существо, не испытывая к нему симпатии или интереса.
– Фельнбойгер, – вытаскивает Ландсман фамилию из древнего протокола допроса. – Лев Фельнбойгер.
– Кто-нибудь знает, что вы сюда направились, мистер Фельнбойгер?
– Только жена. Ну, пилот, конечно.
Ландсман видит, что эти двое достаточно знают друг друга, чтобы обменяться эмоциональными аргументами и контраргументами, не используя ничего, кроме глаз.
– Я доктор Робуа, – говорит наконец высокий, окончив безмолвный обмен любезностями с коллегой и оппонентом. Рука его начинает движение в направлении Ландсмана, как будто стрела крана с грузом на вывешенном вниз крюке. Ландсман пытается уклониться, но крюк настигает его. – Прошу вас, мистер Фельнбойгер, входите.
Ландсман шагает с ними по ошкуренным доскам крыльца. Вверху, между балками, замечает осиное гнездо, но, похоже, оно тоже оставлено обитателями, как и все остальные сооружения здесь, на вершине холма.
Они входят в пустой вестибюль, оформленный как приемная ортопеда. Пластиковые стены, синтетический ковер цвета картонки для яиц. На стенах традиционная фотодрянь виды Ситки, рыбацкие катера, бакалавры ешивы, кафе на Монастир-стрит, свингующий клейзмер, что-то вроде стилизованного Натана Калушинера. Ландсману кажется, что вся эта фотовыставка вывешена здесь специально к его приходу, только что. Ни пепел инки в пепельницах. Аккуратные стопочки брошюр «Наркотическая зависимость: кому выгодно?» и «Жизнь: своя или взаймы?». На стене скучает термостат. Пахнет вычищенным ковром и трубочным дымом. Над дверью приклеена табличка с надписью: «ОБСТАНОВКА ВЕСТИБЮЛЯ ПОЖЕРТВОВАНА БОННИ И РОНАЛЬДОМ ЛЕДЕРЕР, БОКА-РЕЙТОН. ШТАТ ФЛОРИДА».
– Присаживайтесь, – густым приторным голосом предлагает доктор Робуа. – Флиглер!
Человек в твидовом костюме проходит к французскому окну, открывает его левую половину, проверяет задвижки вверху и внизу, закрывает окно, запирает и кладет ключ в карман. Отходит от окна, проходит мимо Ландсмана, задев его твидовым плечом.
– Флиглер. – говорит Ландсман, нежно придерживая его за руку. – Вы тоже доктор?
Тот стряхивает руку Ландсмана, вынимает из кармана книжку спичек. – Еще бы, – отвечает он как-то без убежденности. Пальцами правой руки отрывает спичку от книжки, чиркает, зажигает ее и прижимает горящую головку к чашечке трубки, все это единым плавным сложным движением. В то время как его правая рука развлекает и отвлекает Ландсмана этим изящным перформансом, кисть левой руки ныряет в пиджак Ландсмана и выуживает оттуда «беретту».
– Вот в чем ваша проблема, – объясняет он, поднимая пистолет для всеобщего обозрения. – Внимательно следите за доктором.
Ландсман послушно следит за Флиглером. который подносит пистолет к внимательным медицинским глазам. Но в следующий момент где-то в голове Ландсмана оглушительно захлопывается дверь и он на мгновение отвлекается роем из тысяч ос, влетающих в портал его левого уха.
Ландсман приходит в себя лежа на спине. Видит ряд каких-то железных котелков, аккуратно висящих на крюках в трех футах над его головой. Ноздри Ландсмана щекочет ностальгический запах лагерного котла, баллонного газа, хозяйственного мыла, жареного лука, жесткой воды, рыболовного ящика. Металл многообещающе холодит затылок. Сам Ландсман вытянут на длинном прилавке из нержавейки, руки удерживаются наручниками за спиной, прижаты поясницей. Босопятый, обслюнявившийся, готовый к разделке, фаршировке с лимончиком и веточкой шалфея.
– Чего только о вас не болтают. – бормочет Ландсман, – но что вы людоеды, для меня все ж таки новость, извините.
– Я вас в рот не возьму, Ландсман, – отнекивается Баронштейн. – Даже если умирать с голоду буду и если мне вас на золоте сервируют. Острой пищи избегаю. – Габай ребе сидит на высоком табурете слева от Ландсмана, спрятав руки под передником бороды. Вместо знакомой униформы на нем новая пара из ткани х/б, рубаха заправлена в штаны и застегнута почти по горло, штаны как цементом приправлены. Плюха кипы на маковке смотрится естественно, все остальное – ни дать ни взять пацан из школьного спектакля с привешенной фальшивой бородой. Каблуки уперты в перекладину табурета, штаны поддернуты, обнажают гусиную кожу тощих голеней.
– Кто этот тип? – вопрошает длинный Робуа. Ландсман выворачивает голову и упирается взглядом в доктора, если он, конечно, действительно доктор. Робуа устроился у его ног, под ним такая же стальная табуретка. Темные пятна под глазами как будто наведены графитовым карандашом. Возле него стоит нянюшка Флиглер с тросточкой на ручке, следит за дотлевающей сигаретой в правой руке, левая зловеще покоится в кармане. – Откуда вы его знаете?